В самом большом зале на первом этаже, где располагался переговорный пункт, сидели человек тридцать-сорок. Напротив, за стойкой, находились двое чиновников, демонстрировавших страшную занятость. Молодой выписывал квитанции, а пожилой принимал деньги, складывая их в специальную картонную коробку, после чего делал отметки в квитанциях об оплате разговора.

Робкие лица посетителей, их тихие голоса и надменный вид чиновника ясно говорили, кто здесь хозяин. Дронго встал в небольшую очередь.

Чиновник обратился к нему с каким-то вопросом.

– Вы говорите по-английски? – спросил Дронго.

Чиновник, подняв голову, равнодушно посмотрел на него и позвал помощника.

– Что вы хотите? – спросил молодой парень.

– Поговорить. Заказать разговор с Москвой.

– У вас есть паспорт?

– Для чего? – улыбнулся Дронго. – У меня есть визитная карточка моего отеля. Вот она. – Он показал синюю карточку гостиницы.

– Этого недостаточно, господин, – терпеливо объяснил парень на ломаном английском, – нужен паспорт. И разрешение полиции.

– Чтоб поговорить с другим городом? Ребята, вы живете прямо в раю, вам никто этого не говорил?

– Я вас не понял, господин.

– Паспорт, паспорт, – раздраженно подтвердил старший чиновник, подозрительно глядя на Дронго.

«Без паспорта нельзя, – злился Дронго, – а еще говорили, что в СССР был тоталитарный режим. Наших бы борцов за права человека сюда, в Ирак».

Вслух он этого не сказал.

– Я принесу паспорт, – громко произнес Дронго на весь зал, – черт бы вас всех побрал.

Арабы испуганно отшатнулись. Провожатые сделали вид, что рассматривают потолок. Он вышел из здания. Переходить мост в такую жару не хотелось. Поймал такси, назвав свой отель. Автомобиль, сделав круг, выехал на мост. Эта машина была чуть лучше остальных, здесь хотя бы открывались окна и не было так душно.

Расплатившись, он вошел в приятную прохладу отеля. В глубине вестибюля в чайной сидел Фархад.

– Иди сюда, – позвал он, заметив Дронго.

Тот приблизился к нему.

– Как дела? – спросил Дронго.

– Плохо, – вздохнул Фархад, – вчерашний несчастный случай всем действует на нервы. Каким дураком оказался этот дипломат. Как он умудрился выпасть с балкона?

– А как ты думаешь?

– Не могу представить. Наверное, был пьяным.

Принесли два стакана сладкого арабского чая.

– Нет, мистер, – покачал головой Дронго, – без сахара.

Забыл, он не знает английского.

– Ноу шекер. Понятно?

Араб кивнул, унося один из стаканов.

– Говорят, такой чай утоляет жажду. Его заваривают вместе с сахаром, – сказал Фархад, пробуя напиток.

– Я не люблю много сладкого.

– Сегодня вечером мы едем в мечеть. Там, говорят, будет какое-то представление. Ребята вчера были, им понравилось. Ты поедешь?

– Еще не знаю. Этот случай выбил меня из колеи. Ведь он был у меня в номере за несколько минут до смерти.

– Я помню, – кивнул художник, – я еще хотел отнести ему сумку. Но разве мне дали к нему попасть...

– А ты разве не пошел к нему? – насторожился Дронго.

– Да нет. Только вышел от тебя, как увидел наших ребят. Они меня затащили в свой номер, не дали даже спуститься на шестой. А когда пришел Вагиф, я уже выходил из номера.

– Значит, ты не спускался вниз?

– Конечно, нет. Поэтому я в таком дилхоре [1] . Если бы вовремя спустился, может, этот дипломат и не погиб бы.

«Тогда вполне могло быть сразу два трупа», – вдруг подумал Дронго.

– А кто из ребят живет рядом со мной, я даже не знаю.

– Это режиссеры из нашего драматического. Я оформлял им несколько спектаклей. Хорошие ребята.

– Ты послал их к дипломату?

– Нет, конечно. Они были вдвоем. Я только зашел, выпил вместе с ними и сразу вышел, увидев Вагифа.

...Провожатые успели поменяться, и теперь за соседним столиком сидели двое других агентов, похожих на первую пару своими глупыми физиономиями.

«Что я здесь делаю, – размышлял Дронго, – в этой далекой стране, в этом сказочном городе? Ищу другого идиота, похожего на меня, только для того, чтобы убить. Как интересно! Художник рисует картины, поэт пишет свои стихи, режиссер ставит новые спектакли, даже директор Литфонда и тот приносит какую-то пользу. Один я в этом краю жду момента для убийства». Дронго вспомнил вдруг про сверток, оставленный в номере. Он его так и не раскрыл, слишком торопился. Там был нож, который он просил у своего связного. «Вернусь домой, – решил Дронго, – скажу, что не сумел найти Волка».

Он знал, что никогда этого не сделает. Не позволит профессиональная гордость. Люди играли в свои игры, жили в придуманных мирах, и его мир был ничем не лучше и не хуже других. Просто в нем были свои правила игры, свои задачи и цели. В других мирах тоже убивали, обманывали, насиловали, притворялись. Может, не столь откровенно. В каждой игре были свои убийцы и жертвы, свои агенты и наблюдатели, свои победители и проигравшие.

В этих придуманных мирах, в этих играх люди погибали еще чаще, чем в сфере его деятельности. Инфаркты и самоубийства, сердечные приступы и нервные срывы издавна не считались чем-то необычным. Люди просто привыкли к этому виду убийств, считая их нормальными проявлениями человеческих эмоций. А сколько тайных отравлений, аварий, подстроенных катастроф было в других мирах! Совершенства не было нигде, и мир профессиональных убийц был таким же нормальным, как мир профессиональных поваров или профессиональных клерков.

Дронго вспомнил нравившееся ему выражение Льва Толстого, что нет абсолютных негодяев и каждый в душе не считает себя предметом низости и подлости. Классик выразился гениально, но от этого было совсем не легче. Нужно проверить у режиссеров алиби Фархада, и тогда он вне игры. Хотя художник вполне мог рассказать о дипломате в коридоре, но в такие случайности Дронго не верил. Не мог же убийца ждать за дверью появления Фархада. Значит, нужно было проверять других.

Глава 5

Ночное шоу устраивалось последователями одной из религиозных сект, столь многочисленных в Ираке. Мусульманские святыни, мавзолеи имамов и последователей пророка, тысячи верующих паломников – все это создавало отличный фон для возникновения различных шиитских и суннитских сект в самом Ираке.

Разбитый на два основных течения, исламский мир одинаково почитал Мекку и Медину, святыни пророка всех мусульман Мохаммеда и установленный камень Каабу, прикосновение к которому в определенные дни и после прохождения всех необходимых ритуалов делало правоверного мусульманина хаджи. В Ираке были сосредоточены в основном шиитские святыни, главной из которых считалась мечеть имама Хусейна, сына имама Али, погибшего за веру. Междуусобная борьба за власть, в которой шииты потерпели поражение, завершилась казнью Али и гибелью его сына Хусейна. Это дало повод возвести их в ранг святых и сделать места их гибели святынями для шиитов. К этому течению принадлежали иранцы, большая часть иракцев, некоторая часть пакистанцев, афганцев, таджиков, туркмен, азербайджанцев. Посещение мечети имама Али в Наджафе, места его гибели в Куфе, мечеть Хусейна в Кербеле делало шиитов каблеи почти таким же почитаемым лицом, как хаджи.

Последователи малочисленных сект, отколовшихся от основных течений, вербовали своих сторонников, показывая различного рода эстрадные номера, которые производили впечатление на верующих.

Дронго сидел среди членов делегации в первом ряду, наблюдая, как специально подготовленные фокусники втыкали кинжалы себе в бок, протыкая себя насквозь, вбивали кинжалы в голову, засовывали ножи себе в рот, пробивая горло насквозь. Некоторые менее подготовленные зрители от страха закрывали глаза, другим становилось просто дурно, и они поспешно покидали кровавое зрелище. Крови, правда, было немного, но она была совсем как натуральная, и многие верили, что актеры действительно вбивают в голову гвозди и кинжалы.